Тайна говорящих идолов - Страница 3

Но вдруг он поднял глаза, насторожился и прислушался.

Туземец произнес название порта выше по реке — «великий бассейн Л’Попо». И повторил восхищенным шепотом: «Великий бассейн Л’Попо!»

Донаки повернулся к товарищу:

— Они тоже…

— Да, — прервал его араб, завершая его мысль, а заодно и его фразу. — Они тоже говорят о тех трех, что пропали. История о них ходит по всей местности. Барабаны разнесли весть по всем деревням. И тем не менее, — Дауд усмехнулся и указал на гору писем на столе, — и тем не менее, многие жаждут занять это место.

Внезапно болтовня снаружи прекратилась и наступила резкая пауза. Затем один голос заговорил на том же местном диалекте, что и остальные, но с другим акцентом. Его речь была напряженной, он говорил, по-видимому, о чем-то загадочном и важном, но говорил так тихо, что товарищи, что сидели в доме, не могли разобрать слова.

И снова наступила полная тишина — лишь мухи жужжали.

Затем тот же тихий и напряженный голос заговорил снова.

— Махмуд, ты слышишь? — спросил Донаки. — О чем болтает этот проклятый туземец?

Араб встал, знаком показал другу, чтобы тот сидел тихо, бесшумно, потому что был обут в домашние туфли, подошел к двери и прислушался.

Снова снаружи загудел тот же низкий взволнованный голос, но на этот раз в потоке слов удалось разобрать одно: «Умлино». И вскоре снова: «Умлино».

Несколько минут араб внимательно прислушивался, затем подошел поближе к товарищу:

— Они говорят о новом умлино, о новом могущественном знахаре. — И добавил, точно вспомнив что-то важное: — Будь прокляты все неверные!

— Кто говорит?

— Новый мальчишка, тот плосколицый отпрыск неудобосказуемых свиней, что называет себя Макупо.

— Ах да, паренек из буша, который носит кирпично-красное покрывало и синие бусы.

— Он самый.

— Какое отношение он имеет к знахарям? И как, черт побери, умлино связан с исчезновением трех моих наместников?

Теперь загремел голос Донаки, охваченного неожиданной вспышкой гнева:

— Я научу этого шарлатана, как мутить воду среди моих слуг! Позови-ка его, Махмуд. — Донаки схватил со стола короткий, но хлыст из шкуры единорога: — Я научу этого безмозглого туземца…

Дауд толкнул товарища обратно в кресло и обратился к нему со спокойной уверенностью в голосе и ощущением собственного превосходства во взгляде из-под тяжелых век:

— Я отправлюсь на север и раскрою эту тайну. Тише, друг сердца моего — помни, что гласит пословица: «На губах лжеца — золото, на губах заблудшего — страсть». Тише!

Донаки посмотрел на него и устало сказал:

— Махмуд, но я ведь только что оттуда вернулся.

Араб присел рядом с ним и ответил:

— Да. Но когда ты уходил, среди наших чернокожих не ходили слухи о знахарях на севере, о великих умлино, что способны творить множество чудес. Я слышал, что они говорят там, — он указал на веранду, — да будут прокляты все неверные!

Донаки засмеялся:

— Старик, я уважаю твои старинные магометанские предрассудки. Но ты прекрасно знаешь — у этих дикарей что ни день, то новый знахарь или еще какая-нибудь погремушка.

— Знаю, — согласился тот. — Но я также знаю Африку. Наши слуги — из племени варанга, не так ли? Скажи-ка мне, друг мой, что мальчишкам из племени варанга до умлино из племен, что живут вверх по реке? Разве одни тотемы дружат с другими тотемами на этой языческой земле? И что нашим варанга до плосколицего поросенка с севера, что носит красное покрывало и синие бусы? Что ты мне на это скажешь? И что ты скажешь, если я спрошу тебя, какая связь может быть между одним племенем чернокожих и другим, которые враждовали веками?

— Лишь одна связь, Махмуд — общий враг.

— У них нет врагов. Это мирная и изобильная земля. И все же, между различными племенами может быть и другая связь — чудо. А творит это чудо всегда умлино — великий знахарь. Я слышал рассказы, что умлино — это всегда человек с большими устремлениями и мечтами о завоеваниях, крови и империи. Как Кхама, что созвал южные племена, или Лобенгула, о котором рассказывают буры, или Чакка, что грабил фермы английских колонистов еще до того, как я появился на свет.

Донаки слушал его внимательно и взволнованно:

— Ты думаешь, речь идет о заговоре? О бунте?

— Нет. Лишь о зарождении чуда и рассказах о нем. Пока, — добавил Дауд со странным ударением на последнем слове. Он помолчал, затем продолжил:

— Я отправлюсь к большому бассейну Л’Попо. Я расследую исчезновение наших троих наместников. Я буду следить, как зарождается чудо. И, с помощью Аллаха, мое предприятие увенчается успехом. — Дауд улыбнулся.

Донаки была знакома эта странная улыбка. В прошлом она была предвестницей разных событий: выгоды, приключений, зачастую смерти — но всегда успеха. И поэтому сейчас Донаки показалось, будто он почувствовал прохладное дуновение воздуха после долгого, душного и безрадостного дня.

— Когда ты отправляешься? — спросил он.

— Сегодня.

— Но это же невозможно! — ахнул Донаки. — Пароход отплывает, самое раннее, в субботу утром.

— Я пойду по суше.

— Но почему? Ради Бога, почему?

Араб улыбнулся:

— Потому что на нашей веранде варанга говорят с плосколицым поросенком с севера. Потому что барабан говорит с барабаном. Потому что там, в верховьях реки, зарождается чудо. Не задавай вопросов, друг мой, время не ждет. Я возьму Макупо с собой.

Донаки потрясенно на него посмотрел:

— Макупо? Паренька с севера? Господи, но ты же ему не доверяешь!